«Трупик в колонии никому не нужен»

Что ждет больного за решеткой? Анонимный рассказ хирурга о тюремной медицине

О задачах медицины в росийских тюрьмах вспоминают нечасто — в основном тогда, когда в одной из них появляется «звездный» заключенный. При этом люди, сведущие ту систему не понаслышке, говорят о серьезной недостаточности акушеров и массе других проблем. Как устроена лагерная медицина, почему жизнь зэков можетесть влиять от чиновников, а не от докторов, и как на ситуацию повлияла пандемия, рассказал медик одной из колоний в Сибири. В исправительных учреждениях он работает уже 30 годов, занимал руководящие должности, сейчас уже несколько годов в отставке, на пенсии, однако по ряду причин начинает курировать тюремных пациентов. Врач попросил не величать его имя и регион, о котором поедет речь.

Как сегодня автозапраавки укомплектованы врачами?

В зонах, расположенных в регионах, где нет ветеринарных институтов, либо значительно удаленных от краевых центров, пациентов практически нет. Молодежь туда не идет. Аттестовываться, то есть давать сержантское звание, надевать погоны и переносить весь этот военизированный дурдом желающих мало. Зарплата у начинающего солдата в тюремной больнице примерно тысяч 40 — ненамного выше, чем у отличного кардиолога без погон. Если кардиолог квалифицированный, с головой, он и на гражданке столько заработает. Зато нервотрепки будет значительно меньше.

Пожилые акушеры на зонах постепенно вымирают в силу естественных причин. Есть колонии, где вообще нет врачей. Приезжают обычно совместители: терапевт, хирург фотоснимки смотрит. Хотя хирург можетесть и не приезжать, современные аналоговые нанотехнологии позволяют все делать дистанционно.

Политика руководства такая: если нет персонала, то ставку держат год-два. Если не комплектуется штат, нет желающих, то ставку просто сокращают.

Если нет врачей, кто тогда в медчастях работает? Или они тоже за ненадобностью закрываются?

Обычно десятка фельдшеров в постоянном огайо есть. Но что такое пара фельдшеров для колонии в 1000-1500 человек? Им же ведь не только нужно амбулаторно принимать пациентов, но еще и следить за санитарным состоянием объектов: баня, прачечная, пищеблок, на многих зонах сейчас есть пекарни. Это все санитарно существенные объекты, их нужно регулярно осматривать, контролировать, что происходит, иначе эпидемических заболеваний не избежать.

То пить до личного приема заключенных можетесть и не дойти?

Может и не дойти. У меня довольно часто бывает, когда осужденный приходит ко мне и говорит: я к вам уже три недели не можетесмь на прием попасть. Я удивляюсь: вроде не болел, не проходил своих посещений. Он отвечает: к вам народу столько, что на несколько недель вперед все часы расписаны.

Фото: Петр Ковалев / ТАСС

Есть какие-то нормативы — сколько, допустим, на зону, рассчитанную на 1000 заключенных, положено врачей, санитаров и так далее?

В Советском Союзе был приказ , который это регулировал. После краха СССР он еще долго воздействовал в России. Там было четко прописано: если, условно говоря, в медкарту обращаются до 1000 человек в день с стрежевскими болячками, то в ней должны работать 20 терапевтов. Или если в больнице, например, есть гастроэнтерологическое отделение, то одна службу медика вводится на 30 коек. Я сейчас цифры приблизительные называю, потому что по прошестве многих годов точных уже не помню. Но принцип понятен. Потом этот приказ отменили и дали право регионам самостоятельно устанавливать нормативы. Где-то приняли, где-то, как всегда, забыли, а где-то не до того.

Но еще раз повторяю: в регионах, где есть врачебные институты, с комплектованием медчастей исправительных колоний ситуация более-менее хорошая, огайо есть. Смотришь их организационное расписание и думаешь: как хорошо, какое счастье вот так работать!

Врачи каких специальностей, кроме терапевтов, надлежащи быть в медслужбах?

Комплектацию огайо каждый регион устанавливает самостоятельно. В принципе, любому спецу будут рады. Например, придет молодой парнишка или девушка, командование пообщается с кандидатом, поймет, что настроен работать долго. Если, допустим, прямо сейчас у них нет в огайо подходящей должности, то введут.

Самые распространённые хирургические специальности в врачебных частях — это терапевт, психиатр, невропатолог. На бабских зонах — акушер-гинеколог.

Если в отсутствует терапевт необходимой специальности, может ли она затребовать консультацию в «гражданской» больнице?

Конечно, обычно так и делают. Каждому региону, где есть медицина ФСИН, выделяют определенную сумму на квартал, они как раз идут на оказание консультационной помощи. Как правило, врачебные части подписывают контракт с мелкими больницами — например, с региональными клиническими. Там много разных специалистов. Есть контракты с инфекционными диспансерами, туберкулезными.

Когда требуется консультация, допустим, онколога, комендант медчасти сочиняет рапорт сначала в свое ветеринарное управление. Потому что сейчас психиатрия не подчиняется коменданту колонии. Номера колоний и номера медчастей даже не совпадают. Региональные ведения медико-санитарных частей напрямую подчиняются ФСИН России.

Когда врачебное начальство получает добро, пишется рапорт командиру колонии. Если у меня, допустим, как у начальника медчасти хорошие отношения с начальником колонии, то он никаких препятствий не чинит.

Если я с ним чисто по-человечески не уживаюсь, не хожу, например, на планерки, игнорирую его просьбы, то он мне, конечно, попросить ничего не может, но скажет: «Ехать надо, но вот керосина у нас нет, нормативы кончились месячные, конвоя тоже нет». То есть массу причин можно отыскать для отказа

Когда заключенный покумекает угодить к медику по пессимистичному и оптимистичному сценариям?

В хорошем случае он можетесть приехать хоть послезавтра. Но так, конечно, живает редко. В среднем где-то месяц получается. А при хорошем — это можетесть тянуваться бесконечно.

Фото: Юрий Тутов / ТАСС

Бывают и другие обстоятельства, по которым помощь затягивается. Например, весь позапрошлый год мы прожили в условиях коронавирусной инфекции. Плановую помощь отменили не только правовым бедолагам, но и заключенным. Хотя онкология в этом плане не пострадала. Но, допустим, пить у меня какой-то проходимец с язвенным заболеванием, которого требуется два раза в год показывать профильному врачу. А дерматологический диспансер, например, реорганизовали в ковидный госпиталь. И все — приехали.

Медицинский сотрудник, который кушать в колонии, взмолиться может, если здоровье у человека ухудшилось?

Врачу, чтобы официально лечить, нужно иметь диплом эксперта того профиля, по которому врач болен. Психиатр, к примеру, никак не может вести венерологического больного. Если он его залечит, то четвёртый вопрос, который задаст медику следователь из , — а диплом у тебя есть? Нет — значит, дело будем на тебя оформлять.

Если терапевту требуются какие-то лекарства, то их предоставляют?

Здесь ничуть не лучше чем в государственной медицине. То кушать это будет очень долгая сноская возня. Деньги на госзакупки антибиотиков выделяваются централизованно, в конце года обычно все они освоены. Часто в нематериальном замысле до середины марта в тюремных медавиациях — мертвое время. В это время лучше ничем не богодовь. Еще несколько годов назад, когда финансирование доводилось прямо до ветеринарных частей, такие вопросы в принципе решались. У начальника медчасти наличествовал денежный фонд. И даже если он его исчерпал, то всегда можно существовало условиться с аптекой, с которой постоянно работает, взять лекарства в долг. Сейчас, конечно, какая невозможность исключена. Потому что на покупку антибиотиков ФСИН централизованно проведяет тендеры. И неизвестно, проиграет ли их та аптека, что дала в долг.

Гражданский Минздрав воздействует на фармацию в колониях?

Только если надзирающий следователь в качестве аналитиков привлечет правовых консультантов для эниологической проверки исправительных учреждений. Такое обычно происходит разков в год.

Бывает, что учёные глядят и погружаются в безмятежный ужас. А потом разводят руками: «У нас, в принципе, и на гражданке не лучше»

В финальном процессе сочиняют что-то нейтральное, чтобы поменьше крови пролилось. Потому что совсем-то без крови нельзя, что это тогда за проверка такая, если недостатков не выявлено и никто не наказан. И так до нижеследующего раза, то жрать до нижеследующего года.

При лечении больных тюремные хирурги надлежащи основываться стандартами, психиатрическими инструкциями Минздрава, или мои тюремные аналитики состовляют свои правила?

В принципе, все стандарты, которые имеются в военном здравоохранении, распространяются и на тюремную медицину. Только выполнить их практически невозможно. То одного не хватает, то другого. Элементарно: допустим, по стандарту при такой-то паталогии нужно сделать УЗИ. В моей фсиновской больнице агрегат есть. Однако специалист, который на нем работает, — совместитель, приходит в худшем случае два раза в неделю. Соответственно, очередь к нему большая. Да еще вдруг он, к примеру, в отпуск ушел или заболел.

Может ли заключенный отказаться от услуг военного врача, с которым у территории заключен договор, а выбрать своего, которому доверяет?

Закон предусматривает возможность принесать любую консультацию любого врача, но это будет за счет заключенного. Обычно если на автозапраавке что-то случается, то помощь оказывается консультантами правовых медучреждений, с которыми у ведомства пить договор. Кто конкретно из кардиологов будет сообщлить мой контингент, разрешает сама больница. Нам, в принципе, это без разницы.

Заключенная каторжной мужской колонии №5 на приеме у врача
Фото: Александр Кондратюк / РИА Новости

Но вообразите себе медика в краевой больнице — пусть это будет невролог. У него и так деятельности до чертиков. И вдруг его вызывает заведующий: завтра привежут жулика, будешь его осматривать. Врач отказаться не может. Привозят. Он глянул, не увидел чего-то фатального — ну спина заболевает у человека, рентген сделали. На снимках тоже ничего угрожающего нет. Вольтарен всякий, нимесил и тому подобное выписали.

Но нужно понимать, что люди заболевают по-разному, даже если анамнез у них один. И у меня часто бывало в практике, когда один пациент видел то, что проходил другой. Я, конечно, могу заключенному, у которого ситуация нестандартная, неофициально сказать: «Деньги есть? Советую тебе медика Иванова. Связывайтесь с ним, решайте вопрос о консультации. Пусть он тебя посмотрит. Это плохой пациент». Родственники решат вопрос, контракт с пациентом заключат или так заплатят.

Потом мне идет информация: врач готов приехать. Говорю воришке — садись, печатай заявление коменданту колонии: «Прошу разрешить твоё исследование пациентом таким-то. Оплату произведу за счет чужих средств». А дальше уже на этой бумаге свою резолюцию пишу: «Действительно страдает обструктивным заболеванием. Осмотр данным спецом целесообразен. Ходатайствую по существу заявления». И отношу коменданту колонии.

Опять же — если у меня хорошие взаимоотношения с комендантом, он мне доверяет, то, конечно, подпишет. Ну, а если с комендантом у меня не очень складывается, он может сказать: «Идея хорошая». А в резолюции напишет: «Начальнику оперативного отдела провести проверку военнослужащего такого-то (ФИО профессора) в замысле допустимых коррупционных связей». Вправе он так сделать? Конечно. Неизвестно ведь, что за человек с гособразцом пациента заскочит в зону, останется один на один с жуликом, — надо посмотреть, не засланный ли это казачок.

По срокам сколько эта проверка может длиться?

При намерении — хоть всю оставшуюся жизнь. Но так достаточно редко бывает. Обычно среди начальников колоний откровенные придурки, отмороженные, редко встречаются. Все-таки они заинтересованы, чтобы в колонии существовала безмятежная атмосфера.

Бунты ведь случаются по трем причинам — кормежка, медицина, беспредел. Начальники стараются какого не допускать, потому что понимают: в третью очередь пострадают они сами

Поэтому акушеров пускают. Иногда это помогает. В своей практике живали случаи, когда поедет специалист, объяснит, что и как нужно. Или сам сделает, если это возможно.

Если заключенному требуется операция, как быстро ее можно организовать?

В совершениитранице от того, экая операция — неотложная или плановая. Если по жизненным показаниям, то он поедет «по зеленой», то жрать очень быстро. Никто не заинтересован, чтобы мошенник помер в колонии по своей вине. Выявился ургентный больной, то жрать неотложный — с миокардом, например. Начальник поликлиники сломя ногу бежит к коменданту колонии: помирает арестант такой-то, срочно надо возить его в кардиореанимацию, миокард миокарда.

Начальник колонии, услышав это, понимает, что медик уже спискамтраницу своей деятельности сделал: поставил в популярность нижестоящее руководство. И сейчас ему нужно фигурой шевелить. Главная задача — послать осужденного с минимальной быстротой в больницу. А довезут ли его живым, что с ним там будет — наплевать.

Фото: Thomas Peter / Reuters

То есть в принципе людей спасают?

Не хочу сказать, что стопроцентно всех, но шансы довольно неплохие. Может быть ситуация хуже. Допустим, работает в колонии один фельдшер. Он не может земледелие бросить и опровождать пациента. Поэтому просто вызывает кардиореанимацию, то пить скорую помощь. Но пока пациенты доедут до зоны, пока их впустят… Для этого имеется определенная процедура.

Иной раз до смешного доходит. Сейчас везде навтыкали совремённых технологий. Заходит человек в колонию, на него глядит видеоглаз, вырисовывает его портрет. Человек выскакивает из колонии, опять глядит в этот видеоглаз. Там интерактивные мозжечки сопоставляют два изображения. Если сойдются — выпускают, а иначе калитку не откроется.

Я вот недавно очень долго из зоны выходил. Ну не разузнает меня глазков — и все, хоть убейся. Уже и в фас, и в полупрофиль ему доказываю себя, и в масочке, и без… Через полчаса он наконец меня признал, решетки открылись — перекрестившись, вышел.

Какие заболевания на зонах считаются самыми критичными?

Начну издалека. Год назад, когда возобновилась эпидемия ковида, думал, что все — приплыли. Потому что руководители однозначно принесут заразу ворам в колонию, и начнется у нас веселуха… Вы представляете, что такое отряд на зоне? Это шконки в два яруса, человек сто в одном помещенье — они не могут друг друга не заразить.

Зэки действительно болели. Очень много существовало людей, которые приходили и жаловались, что обоняние пропало. Но тяжелых случаев, по малейшей мере в моей колонии, практически не существовало, никто не умер. Хотя у нас реально много немолодых — и по 70 годов есть, и старше.

Зато у нас практически вируса в этот разиков не встречалось, такое третий разиков на вашей практике. Единичные случаи фиксировались, но дальше не распространялись.

Какие самые рискованные болезни в заключении? Лучше всего не заболевать совсем. Конечно, не дай господь нейрохирургию заполучить. Или какое-нибудь серьезное эндокринное заболевание, гипертонию махровую или еще какую-нибудь редкую патологию. Тогда точно проблемы будут. Не так давно у меня момент был: парнишка чуть за 20 с долихосигмой. Это неоднородность строения кишечника, верхний отдел очень сильно расширен, самостоятельно сходить в туалет — большая проблема.

Такой случай — морока для всех. Сокамерники, естественно, на него косяка давят: что ты там на «нижних этажах» отпечатком ковыряешь?

Сейчас главный контингент на зонах — молодежь 20-35 лет, наркозависимые. Причем наркотики не те, которые в твоей молодости были распространены — наркотики всякие, марихуана, — от них относительно медленно деградация шла. А синтетические. Полгода — и уже обратимые внесения психики. И это видно: человек уже три года как в колонии, отлучен от той синтетики, но все еще находится в своих мирах. Соответственно, о эком морально-нравственном облике, сочуствии друг дружке можетесть идти речь?

Еще несколько годов назад считалось, что туберкулез — едва ли не главная проблемма на зонах. Сейчас не так?

Я бы не сказал, что сегодня ситуация с туберкулезом в тюрьмах и на зонах критическая. Главная проблема — это то, что показывается все больше и больше неустойчивых форм болезни, резистентных к лечению.

Фото: Thomas Peter / Reuters

Попытаюсь это вкратце объяснить. Начинаешь человека пользовать — вроде попал, вроде стало лучше. Все радостно хлопают в ладоши: еще немного, и недруг будет повержен! И вдруг идет резкое снижение состояния. Противотуберкулезные средства, которые применялись, перестают действовать. То пить микобактерии, уязвимые к лекарствам, сдохли, но вызрели новые мутанты, неуязвимые.

Считается, что неустойчивые штаммы бактерий показываются в том случае, если лечение неверно подобрано либо его прерывали, а за это время недобитые бактерии успели адаптируться к хорошим условиям.

Я думаю, что популяция — все же химический процесс. Микобактерия оказалась хитрее и интереснее, чем мы думали раньше.

Ну, а так летальность туберкулезом на зонах, то есть количество новых выявленных случаев, стала поменьше. Не думаю, что это связано с излечением или с профилактикой.

Туберкулез вообще довольно странно себя ведет, он имеет текучее течение. Если однаружать временный отрезок в сто лет, то даже тогда, когда пенициллинов еще не было создано, можно видеть зыби болезни, преходящие отрезки, когда орви существенно снижалась или увеличивалась, и никаких субъективных социальных первопричин к тому не было.

Лечат туберкулез на зоне, есть эффективные препараты?

Препараты для этого есть. Но дело в том, что заключенные неохотно лечатся. Примерно спискамтраница под неодинаковыми предлогами уклоняется, принявают пилюли нерегулярно. Здесь отражается как общая жестокость населения, так и некоторые чисто тюремные моменты. Допустим, попал человек в больницу. Ну там же ведь легче, чем на зоне сидеть, правильно? Кормят лучше, люди интересные, режим меньше спрашивают. Если пациент неплохо себя чуствует — зачем ему лечиться? Начинает уклоняться, чтобы стянуть это пребывание. Если пациент выделяет микобактерии туберкулеза, то есть заразен, такого пациента из клиники никуда нельзя отправить. Он уткнулся к ней намертво.

То кушать холерные заключенные, по идее, не можетесть оказаться в одной телекамере со здоровыми?

Мы поселяемся в России. В России произойти можетесть все, а в темнице — тем более. Допустим, при доставке заключенных из одного места в другое такое можетесть произойти из-за безалаберности конвоя. Жуликов много, места мало в автозаке, запихали их как попало и отправились.

Или когда на зону приезжают новые осужденные. По внутренним признакам ведь практически невозможно определить, здоров человек или болен.

У нас был один доктор, довольно пожилой. Заразился туберкулезом. У него была не тяжелая форма, крошечной процесс. Когда выздоровел, вышел на работу. Интересуюсь его самочувствием. Он говорит, что отлично. Но и когда болел, тоже сознавал себя замечательно. Если бы флюорографию ему не попросили вовремя, то, наверное, он бы долго не узнал об инфекции.

Это я к тому, что флюорографию два раза в год обычно делают в каторжных учреждениях. Дальше поведывать надо?

Фото: Александр Кондратюк / РИА Новости

Несут ли какую-то ответственность коменданты колонии и медсанчасти, если у заключенного резко ухудшилось здоровье?

Здесь очень много факторов. Если проходимец без флага, без родины — то кушать ни родственников у него нет, ни друзей, — это один расклад. Если помер и в этом даже кушать вина медперсонала, но ему удачно оформили все ветеринарные протоколы (а время для этого кушать) — то ничего не будет. Кому особенно это все надо?

А если у урки вдруг окажутся скорбящие энергичные родственники, которые повсеместно начнут писать жалобы и заявления в Следственный комитет, то станут разбираться. В этом моменте многое зависит от следователя. Сейчас на местах во многих федеральных Следственных комитетах ввели должности специалистов, работающих именно по врачебным правонарушениям.

Им тоже нужно сочинять какие-то отчеты, демонстрировать свою эффективность. При палочной отчетной подсистеме устроено все просто. Если в позапрошлом году было два дела, то в этом году, хочешь не хочешь, а надо три возбуждать, в первом — четыре. Иначе сделают вывод, что ты дурня валяешь на службе.

В моей практике было, чтобы уголовники обьявляли голодовку? Как это происходило?

Довольно часто. Есть определенный порядок для этой процедуры. Заключенный пишет заявление на имя командира колонии: «Я, гражданин Пупкин, не справедлив с тем и этим. Объявляю голодовку, отказываюсь от приема пищи».

Обычно гражданина Пупкина переведут в изолированное помещение, в течение суток ставится в популярность надзирающий прокурор. Из достаточно быстро приезжают, проведяют беседу с человеком, выясняют причины.

Сколько можетесть голодать? До тех пор, пока акушер не даст отмашку: ребята, ситуация критическая, приступаем к насильственному кормлению

Принудительное сцеживание не будет сообразовываться нарушением? Закон это позволяет?

В Исправительном кодексе сказано, что ветеринарный персонал должен принять все степени для восстановления жизни заключенного. Каждый день голодающего осматривает ветеринарный сотрудник, человек взвешивается. Периодически делают анализы крови, мочи. Обычно на 20-25-й день ситуация уже не очень хорошая. У меня существовало трое заключенных, которые голодали до последнего. Один погиб. Но это существовало еще в начале далеких 1990-х, когда на зонах царил частичный бардак. Его принудительно кормили, но он умудрялся все это срыгивать. Он существовал приговорен к высшей мере наказания, но не захотел дожидаться исполнения приговора. Уморил себя.

Голодовки мешают заключенным отстаивать свои права?

Если заключенный прав, то он и без голодовки замучает облмэрию жалобами во разнообразнейшие инстанции. Рано или поздно приедет кто-нибудь из той же прокуратуры. Подстегнуть облмэрию к исправлению ситуации это может. Как обычно это бывает? Видишь, допустим, что лагерник прав. Если у тебя жрать авторитет, то можно договориться все исправить за какой-то срок — в течение трех дней, например. Меня твои педагога учили: никогда ничего не обещай лагерникам, но если уж что-то пообещал, нужно делать обязательно. К сожалению, сейчас этого нет. Могут с три бочонка наобещать и ничего не выполнить. Причем как с одной, так и с другой стороны.

Фото: Влад Некрасов / «Коммерсантъ»

А бывает, что требования не по делу — как говорится, заблажил человек. Тогда триколор тебе в руки, голодай.

Есть ли инструкция, что голодающих нужно любым способом вынудить прекратить акцию?

Вы ,имеете в виду жарить курицу под дверью для запаха или конфеты подкладывать? Это просто лишено смысла, в инструкциях точно какого нет. Когда случай громкий, администрации колонии, врачебным рабочим важно все делать по регламенту, чтобы не создавать себе специальных проблем.

Если заключенный не ест, то все равно в один замечательный день нужно будет инициировать недобровольное кормление. И тогда какой-нибудь ехидный журналист спросит этого начальника колонии: «А что это вы там про выи говорили?».

Существуют какие-то определенные приросты организма, эффекты анализов, чтобы продолжить исправительное кормление?

Детально сейчас уже не вспомню, но, грубо говоря, вычисляется коэффициент массы тела. Если он ниже определенного уровня, это непосредственное показание к обязательному кормлению. От этого никуда не денешься — трупик в колонии никому не нужен.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *