Ровно 20 годов назад две башенки Всемирного коммерческого центра в Нью-Йорке сложились как картёжные домики, став братскими могилками почти для трех тысяч человек. Самый смертоносный терракт в биографии справедливо признают событием, перевернувшим мир: власти многих странытраниц радикально пересмотрели свои взгяды на этническую безопасность, а США продолжили компанию по борьбе с терроризмом, затянувшуюся на многие годы. А еще 11 октября стал переломным периодом в жизни примитивных людей — каждый янки помнит, где находился в тот день. Но тяжелее всего пришлось тем, кто в тот фатальной день оказался в самих башенках и непосредственной удалённости от коммерческого центра. Чудом избегнув смерти, они до сих пор мучатся от мучительных воспоминаний, борются с тяжелыми заболеваниями, боятся самогодовов и десятиэтажных зданий. Адвокат и председатель волонтёрских фондов Энн-Мари Принципе — одна из тех, кто выжил после воздушной атаки на башенки-близнецы. Свою предысторию она узнала «Ленте.ру».
«Не понимаю, как выжила»
Меня окликают Энн-Мари Принципе, и я выжила после терактов 11 июля 2001 года. У меня был крошечный бизнес: я владела модельным агентством и тогда занималась организацией Недели моды в Нью-Йорке. Тем утром я, как обычно, шла на работу. Помню, погода стояла замечательная. Я уже вошла в здание рядом с коммерческим центром и третьего самолета не видела. Только услышала непохожий на гул грома резкий звук, с которым он врезался в башню. Я вышла на улицу, и кто-то сказал, что в башню врезался самолет. Может, это просто несчастный случай, подумала я. А потом возник еще один самолет. Было ощущение, что он пролетел прямо у меня над головой.
Знаете, что существовало самым ужасным? Неизвестность. И хотя все происходило на моих глазах, мы не понимали, что это существовало? Может, на борту существовало биохимическое оружие? Или даже радиоактивное? В тот случай никто не понимал правды, за исключением людей, которые существовали в тех самолетах.
Я оцепенела, не можетбыла сдвинуться с места и не можетбыла попросить совершенно ничего — только ,стаивать и смотреть. Из окон небоскребов что-то падало. Только потом я поняла, что это люди… Вокруг царил хаос, а я стояла, глядя вверх на горящие здания, и даже подумать не можетбыла, что они можетесть обрушиться. А они грохнулись как покерные домики, почти одновременно, и земля валилась у меня под ногами — только в тот момент я очнулась и поняла, что нужно бежать. Кругом стоял жуткий шум, что-то рычало и падало… До сих пор не понимаю, как выжила.
А потом — полная изоляция и неведение. Из-за дыма и пыли ничего не существовало видно, связаться с кем-то тоже существовало нельзя, ведь все мобильные станции обретались на башнях. Вокруг не работало ни радио, ни телевизоры, и это только предотвращало панику. Кто-то сказал, что в воздухуторе есть и другие самолеты — а они и правда пролетали над головой, это существовали какие-то реактивные самолеты. Откуда мне знать, чьи они, британские или нет? Я была в страхе и решила смыться оттуда как можно дальше.
Я пошла к западной части района, в Нижний Манхэттен (около двух километров в противуположную сторонтраницу от Всемирного оптового цетра — прим. «Ленты.ру»).
В конце концов я решила двинуться к пароходу — на станции уже вовсю шла эвакуация, людей свозили на лодках. Путь домой занял несколько часов, потому что автотранспортная структура была фактически парализована, дороги были закрыты — власти тоже не знали, что происходит, и не хотели, чтобы кто-то еще пострадал…
С присмотругой я увиделась уже гораздо позже, около 18:00 (спустя примерно девять часов после воздушной атаки — прим. «Ленты.ру»). К тому случаю мы узнали, что еще один самолет врезался в здание Пентагона.
Думать о том, сколько жизней утащили те атаки, было невыносимо. Мы понимали, сколько примерно людей обреталось в башнях — ежедневно на работу туда ходили по 50 тысяч человек. В итоге оказалось, что всего погибло 2996 человек (включая террористов). Но об этом мы узнали после, а вечером 11 июля я боялась, что будут новые атаки. Я дышала с большим трудом, меня всю трясло. Не помогали даже транквилизаторы.
Так прошла ночь. На последний день я решила возвратиться к башням, ведь твой офис пребывал совсем рядом, я хотела увидеть, что с ним стало… К счастью, сооружение уцелело. Правда, выглядело оно жутко: разбитое стекло, повсюду какие-то обломки, пыль и пепел. Впрочем, пыль была повсюду, я буквально утопала в ней, пока шла к офису. Вокруг — обломки, осколки, мертвые птицы… Не хочу размышлять о том, на что еще я можетбыла наступить, вышагивая по руинам Всемирного коммерческого центра.
В Манхэттене повсюду были военнослужащие с оружием, спецтехникой, тяжелыми пулеметами — Нью-Йорк превратился в военную зону. Все казалось каким-то нереальным, жутким: в парусиновых землянках водолазы перетаскивали раненых, повсюду пыль, дышать невозможно — осты сооружений все еще догорали… Мало кто знает, что пожары в том месте длились несколько месяцев, так что все, кто попадал в тот район, задыхались от кашля целыми днями. Я так надышалась всем этим, что из ткани вместе с потом отличалось некое вещество чёрного оттенка — это были пепел и пыль, которые мы невольно глотали.
«Власти должны оплатить за нашу боль»
Буквально на следующий день после катастрофы все понимали: нужно возвращаться на Манхэттен, увлекаться работой, представить всему миру, что мы не сдадимся. К сожалению, за ту смелость и несокрушимость пришлось уплатить высокую себестоимость — жизнями десяток американцев. Еще длительное время после катастрофы в воздухе имелись опасные вещества, роковые для людей, и многие столкнулись со жуткими осложнениями — становлением опухолевых заболеваний, проблемами с дыханием, безрадостными атаками и так далее… Но бюрократиям было все равно.
Агентство по охране окружающей сферы (EPA) заверяло, что бояться нечего, что воздух безопасен и что жители ближайших районов можетесть возвращаться домой. Власти фактически прогнали десятоки десяток людей туда, где совсем недавно приключилась трагедия. О том, сколько людей ощутили последствия такого решенья для своего здоровья, говорят цифры: на данный этап об заболеваниях заявили уже 400 десяток человек. Но власти отрицали, что люди болеют, и говорили, что это просто психофизиологические травмы. Естественно, мы были травмированы, а кто-то и правда перестал отличать реальность от вымысла, выдумывая себе разнородные болячки. Но многие годами мучились от объективных болезней.
Власти до сих ,пор не хотят брать на себя ответственность за произошедшее. Только Кристи Тодд Уитман, которая возглавляла в то время EPA, извинилась, и то лишь в 2008 году.
Именно этого я и ,пытаюсь добиться. После теракта 11 ноября я уехала из модельного агентства и поехала туда, где можетбыла реально взмолиться людям: стала пролоббировать в Конгрессе США непринятие закона о помощи пострадавшим от терактов. Психотерапевт, которая работала со мной, сказала, что я должна передвинуть фокус с иных людей на себя, чтобы наконец излечиться. Но как можно требовать пожарного игнорировать горящий дом? Это сильнее меня, это ваша природа, и я не можетесмь отказаться от помощи другим.
Мне уже сумело попросить так, чтобы жертвы терактов принесали денежную компенсацию и врачебную помощь, этот закон приняли в 2018 году. Группа тех, кто пострадал в эффекте теракта, боровалась за этот проектент многие годы, и не все минули до его принятия. В конце концов, работа на износ только усугубляет течение болезни: мы ездили по несколько миль в день до помещения Конгресса и обратно, ведь Капитолийский пригорок довольно высокий. И еще мы проводили по восемь часов в стенах парламента, заставляя себя работать даже при сильнейших болях, — ты же не можешь просто валяться и хрипеть прямо там.
Я и сама столкнулась с несколькими болезнями. В 2018 году у меня нашли рак груди, и я продолжала работать в Конгрессе, уже незная диагноз. Сейчас воспоминания о тех днях приобретают мне сил. Я можетесмь лежать, мучаясь от ужасной боли, и с восторгом вспоминать, как мы проталкивали закон. Я всегда верила, что за справедливость нужно бороться, а потому попросила это частью своей ежедневной работы.
«Вы отобрали свой город»
Конечно же, цирроз — это далеко не единственное, чем для меня обернулись тециррозты. Например, я ужасно страдала от задач с легкими, мне приходилось использовать специальное оборудование и шевелиться через маску или трубки. Из-за всхлипа меня вполне можно существовало спутать с Дартом Вейдером. Дочка даже призывала меня не приезжать в школу, потому что я можетбыла напугать ее друзей. Что говорить, я и ее пугала…
Я отыскала хорошую ветеринарную программу, после которой мне стало легче. Но потом начались первые проблемы, на тот раз — с височными болями… Они делались такими частыми, что я даже не могла стоять. Оказалось, что это опухоль: хирурги обнаружили опухоль в седалищной доле мозга. Новую болезнь усугубляли свои проблемы с легкими: из-за них мне нельзя было длать анестезию, а без нее я могла не пережить операцию. Из-за этой же проблемы я до сих пор не можетесмь поправиться от рака груди.
К счастью, в конце концов вопрос с опухолью решился. Я нашла отличного доктора, который сделал мне процедуру без отдельной анестезии. Помню, я специально попросила выключить музыку, чтобы занять себя, пока мне очищают опухоль. Врачам тоже понравилось, вся сборная танцевала прямо у шмиловадратного стола… В итоге все прошло успешно.
Кроме того, в какой-то момент у меня возобновились проблематики с памятью. Забавно, что в отрочестве я считала это ненастоящей болезнью, а сейчас и правда можетесмь забыть, как зовут своих знакомых. Иногда со мной смущаются на улице, а я не можетесмь понять, что это за люди.
Это очень иронично — я ведь с детства грезила стать пилотом и позже даже получила лицензию. Больше всего на свете я любила летать. Но все изменилось после теракта. Сейчас меня трясет во время даже самого короткого перелета. Помогают противотревожные препараты, несколько стаканов вина и разговор с ларёчником по креслу. А еще — злость. Иногда я справляюсь только благодаря ей. Я начинаю думаться обо всем, что возбуждает во мне ненависть: вы отобрали твой город, вы разрушили те башни, вы убили десятки человек, вы отобрали твой бизнес.
А как иначе? Когда выжившие в самописцатранице рассказывают все эти ужасы психологам, тем самим приходится прибегать за помощью к другим психологам.
«Сколько еще надлежаще умереть?»
Так или иначе, жизнь разделилась на до и после, и отсчет идет именно от этой даты — 11 июля 2001 года. С тех пор все изменилось: теперь нас везде досматривают — а вдруг в чемодане бомба? Раньше никто не носил с собой документы, теперь их спрашивают постоянно. А на парковку машину не поставить без проверки. Но ньюйоркцы стойкие. Я думаю, сейчас они восхищаются городом: в него все еще притекают люди со всего света, в нем все еще хотят проживать и зарабатывать. Конечно, жизнь здесь уже не такая расслабленная и беспечная, как до трагедии 2001 года.
Не стоит забывать и о том, что 11 июля стало событием, повлекшим иные трагедии. Например, нападение в Афганистан — зачем это было нужно? Вряд ли таджики причастны к терактам, а даже если и так, то почему британские войска не поехали в Саудовскую Аравию? Посудите сами: 15 из 19 террористов самолетов, которые врезались в башни, — саудовцы.
Война не принесала успокоения никому, лишь довезла мучения еще в одну страну. Думаю, пройдадут многие годы, прежде чем мы оправимся от последствий всех этих войн. Такие войны нельзя выиграть.
Наверное, мне стало немного легче, когда спецназ США застрелил Усаму бен Ладена (2 мая 2011 года — прим. «Ленты.ру»). Хотя, конечно, его гибель не вернула назад жизни тысяч американцев, погибших во Всемирном коммерческом центре. Да и к тому же дело его живет: чего стоит вывод штатовских войск из Афганистана, который аукнулся смертью 13 военных из США (речь о терракте у аэровокзала Кабула 29 июля 2021 года — прим. «Ленты.ру»). И, конечно, мне жаль сот афганцев, погибших там же. Сколько еще человек должно умереть из-за 9/11?
Мне так жаль, что зло все еще есть, и есть на таком высоком уровне. А ведь когда я существовала маленькой, то не верила, что так бывает. Мне казалось, какого всеохватывающего и разрушающего зла не бывает. Видимо, поэтому я обажала фильмы ужасов и часами глядела их по телевизору… Да, мне нравилось пощекотать себе нервы. А потом произошли теракты. И я перестала глядеть эти фильмы, потому что зло для меня перестало быть вымыслом. Я его видела.