Почему восстали самые благополучные белорусы
Протестные акции в Белоруссии третью неделю собирают сотни тысяч участников. В числе первых протест открыто поддержали обычно аполитичные основатели технологических компаний. Александр Лукашенко всегда гордился белорусским хайтеком. Почему он повернулся против президента? Чтобы ответить на этот вопрос, журналистка The Bell Анастасия Стогней отправилась в Минск. А еще мы поговорили с создателями самых успешных IT-компаний с белорусскими корнями в Лондоне и Нью-Йорке, лидерами протеста и экономистами. Их интервью вошли в YouTube-канала
Что случилось
«Сколько тебе, сука, заплатили? Сколько ты зарабатываешь? Тебе что, мало? Перемен захотел? Сейчас будут тебе перемены», — орал омоновец, избивая Михаила Чупринского, совладельца белорусского стартапа Rozum Robotics. Чупринского задержали в первую ночь протестов в Минске, с 9 на 10 августа, в подъезде его дома. «Мне вломили, но не запредельно сильно — довольно профессионально задержали», — вспоминает предприниматель. Его затолкали в автозак («это было жестко, но не жестоко») и доставили в печально известное ОВД на улице Окрестина. Дальше все было намного хуже.
Михаил Чупринский — представитель уникального класса белорусского общества: айтишников. Александр Лукашенко 25 лет продавал идею советской республики, у которой получилось: колхозы не развалены, заводы не проданы олигархам, бедности нет, народ питается исключительно натуральными продуктами. Но в действительности белорусская экономика уже давно не в лучшей форме (подробно о ее проблемах мы рассказали ). В последние годы стремительно рос только один экономический показатель: внешний долг (в основном перед Россией). И только один сектор экономики в последние годы развивался заметными темпами: IT. О технорывке «последнего диктатора Европы» писали главные мировые СМИ, включая , и.
50% прироста белорусского ВВП обеспечивает IT-сектор
Рост IT в значительной степени был обеспечен налоговыми льготами для резидентов «белорусского “Сколково”» — созданного по поручению Лукашенко Парка высоких технологий (ПВТ). Казалось бы, белорусские айтишники должны поддерживать своего президента. Однако именно в этой профессиональной среде протестные настроения сейчас особенно сильны. 12 августа сотни руководителей и тысячи сотрудников белорусских IT-компаний в потребовали остановить полицейское насилие и провести новые прозрачные выборы президента.
Праздник хайтека в декорациях советского застоя
«Помню себя подростком — у меня было два выбора: смириться, что буду зарабатывать в среднем до $500 в месяц, или пойти учиться на программиста, — рассказывает в интервью The Bell основатель американского стартапа с белорусскими корнями PandaDoc Микита Микадо. — Мало что есть в Беларуси. [Нефтяная] труба да калийная соль… Еще сельское хозяйство, невероятно неэффективное. И ветшающие советские заводы».
Аналогичный выбор в Белоруссии совершают многие талантливые люди. В местном IT-секторе около 60 тысяч человек. Локальный рынок мал, поэтому большинство компаний работают на экспорт. Добившись успеха за рубежом, они, как правило, оставляют в Белоруссии как минимум разработку. Среди знаменитых резидентов ПВТ белорусские «дочки» таких компаний, как EPAM, Viber и Wargaming. Главный офис PandaDoc Микиты Микадо находится в Сан-Франциско, но белорусское юрлицо стартапа также является резидентом ПВТ.
В 2017–2019 годах экспорт IT-услуг из Белоруссии почти в 2,5 раза — до $2 млрд. В 2019 году технологические компании Белоруссии почти 50% прироста ВВП. В целом их доля в ВВП равна 6,1% (в России — менее 1%). В последние годы доля IT в ВВП Белоруссии росла быстрее, чем в других развивающихся странах. По этому параметру Белоруссия обошла даже Индию, из данных конференции ООН по торговле и развитию за 2019 год. Уже к 2022–2023 годам доля IT в белорусской экономике может вырасти до 10%, министр экономики Белоруссии Дмитрий Крутой в феврале.
Начиналась белорусская IT-сказка с аутсорсинга, и до сих пор это важная ее составляющая. «Образованные люди хотели хоть что-то зарабатывать — и предприимчивые белорусы-эмигранты начали нанимать их как программистов», — объясняет Микадо. Самый успешный IT-аутсорсер с белорусскими корнями — EPAM. В 1993 году эту компанию основали одноклассники Аркадий Добкин и Леонид Лознер. Уже давно EPAM базируется в США. Еще в 2012 году компания провела IPO на Нью-Йоркской фондовой бирже.
Создание ПВТ ускорило развитие рынка. У самых успешных компаний вроде той же EPAM появился реальный стимул создавать в Белоруссии новые рабочие места. Собственно, сооснователь EPAM Аркадий Добкин — один из идеологов ПВТ. Мы поговорили с ним об этом.
Как создавалось белорусское «Сколково» и в чем его секрет
ПВТ — это не столько конкретное место (на территории парка сидят всего 4 тысячи человек), сколько набор льгот. Резиденты освобождены от большинства налогов, включая налоги на прибыль, добавленную стоимость и недвижимость. Вместо этого они раз в квартал перечисляют ПВТ 1% выручки. Подоходный налог для сотрудников снижен с 13% до 9%. К июлю 2020 года резидентами ПВТ 886 компаний, в которых работают более 63 тысяч человек.
С идеей такого налогового режима Аркадий Добкин в 2005 году пришел к своему бывшему начальнику из Государственного научно-производственного объединения порошковой металлургии. Тот к тому времени стал вице-президентом белорусской Академии наук. Бывший начальник познакомил Добкина с президентом академии Михаилом Мясниковичем и Валерием Цепкало, который тогда был не оппозиционным политиком в бегах, а помощником президента.
«Этих двоих удалось убедить, что это [ПВТ], в общем-то, не совсем нереальная идея», — вспоминает Добкин. Затем Мясникович и Цепкало пошли убеждать Лукашенко. Президент тоже отнесся к ним благосклонно — и в том же году декрет о создании парка. «Принесли документы, я не глядя подписал. А чего глядеть?» — он позднее.
Как же это получилось, что Лукашенко согласился развивать независимый IT-сектор в стране, где вся экономика у него буквально ? Мнения на этот счет расходятся.
«Он просто не понял, что это такое, что это может стать такой крутой отраслью», — уверена Мария Колесникова, одна из предводительниц оппозиционных сил, глава штаба претендента на пост президент Белоруссии Виктора Бабарико.
Добкин с этим мнением, в общем, согласен: 15 лет назад IT-отрасль в Белоруссии была слишком маленькой, чтобы всерьез опасаться того, что она может стать очагом вольнодумства. Заметными потерями для бюджета налоговые льготы не были чреваты по той же причине. Напротив, в случае успеха они даже сулили прибавку. «Мы рассказывали, что сможем привлечь внешние деньги, не тратя много ресурсов, — объясняет Добкин. — Не получилось бы — ничего бы не потеряли. Почему не попробовать?» Руководить ПВТ назначили Валерия Цепкало.
Есть еще одна версия. В 2011–2014 годах Лукашенко в целом был озабочен либерализацией бизнес-среды, «Он убедился в том, что сильная зависимость от России — это плохо в политическом плане, поэтому нужно создавать что-то свое, повышать доходы людей, чтобы они не смотрели все время на другие страны», — рассуждает старший научный сотрудник аналитического центра BEROC Лев Львовский.
Попер IT-сектор, надо сказать, не сразу. «15 лет назад, когда все начиналось, это было формальной историей — лишь с недавних пор начались какие-то движения», — замечает Михаил Чупринский, основатель компании Rozum Robotics, резидента ПВТ. С другой своей компанией он пытался попасть в ПВТ в 2012 году, и «это было ужасно», выглядело так, будто «тебе делают одолжение». Бизнес-план, который потребовали от Чупринского, был «толщиной с диссертацию» и «назывался “Бизнес-план. Версия 5.2”». Его изучение заняло восемь целых месяцев. Но другие компании ждали еще дольше.
Собеседники The Bell говорят, что многое изменилось в 2017 году, когда вышел новый декрет о развитии цифровой экономики. Бизнес-планов объемом полсотни страниц в ПВТ требовать перестали. Отношение к потенциальным резидентам стало таким: «Ребят, чем вам помочь, что сделать, чтобы вы скорее у нас оказались?» Кроме того, ПВТ начал вникать в специфику работы своих подопечных, занялся решением проблем, на которые они жаловались.
«До недавнего времени те, кто продавал приложения, по белорусскому законодательству должны были оформлять бумажный акт [на каждую сделку], — приводит пример Чупринский. — [Теперь такого нет.] Подход сменился под серьезным давлением очень конкретных людей, одним из которых был [один из самых известных белорусских бизнесменов, крупнейший налогоплательщик страны] ».
«Прокопеня — человек, который буквально может себе позволить открывать дверь кабинета Лукашенко с ноги», — уверяет собеседник The Bell, который консультирует белорусское правительство.
Как белорусские айтишники относятся к Лукашенко
Хотя в Белоруссии «не каждый второй, и даже не каждый третий — айтишник», это значимый для экономики сектор, считает Львовский из BEROC. В последние месяцы средние зарплаты по стране не падали именно благодаря росту зарплат в IT. Часто они номинированы в иностранной валюте. «Айтишники в среднем по больнице живут в разы лучше, чем все остальные, — говорит Львовский. — Думаю, если провести соцопрос среди молодежи, кем они хотят стать в будущем, большинство скажут, что айтишниками. Быть айтишником в Минске модно, стильно и молодежно».
При этом развитие IT подстегивало малый и средний бизнес — торговлю и сферу услуг. «Чем успешнее идут дела, тем больше люди заботятся о своем комфорте, — рассуждает Колесникова. — Причем не только у себя дома. Начинает хотеться другой инфраструктуры, какого-то другого ощущения себе на улице». По ее мнению, именно благодаря буму в IT инфраструктура городов начала становиться более комфортной.
Все собеседники The Bell на вопрос о роли Лукашенко в успехе белорусского IT ответили одинаково: президент тут ни при чем. «Это единственная отрасль, к которой он не имеет никакого отношения, поэтому она и успешна», — убеждена Колесникова. Да и сам Лукашенко это иногда : «Никто не должен мнить из себя великого человека, что он что-то там сделал. Это сделали айтишники, и я благодарен им».
ПВТ состоялся не только не благодаря, но даже вопреки Лукашенко, считает Чупринов из Rozum Robotics: «Парк [в его нынешнем виде] пытались создать намного раньше и на принципиально других условиях. Для того, что отжали по итогу, основной угрозой был как раз Лукашенко».
При этом запроса на политические изменения до этого лета самая свободная и благополучная часть общества открыто не формулировала. О президенте говорили или хорошо, или ничего.
В 2017 году, когда ПВТ начал меняться, у айтишников появилась «робкая мысль»: может, и в государстве что-то поменяется, признается Чупринов. Его Rozum Robotics попала в ПВТ как раз в 2017-м — всего «с 15 страниц текста в бизнес-плане». Регистрация заняла всего две недели.
Однажды Чупринова пригласили поучаствовать в мероприятии с участием Лукашенко — президенту демонстрировали успешные стартапы. «Нас довольно часто используют, чтобы продемонстрировать достижения белорусского IT. [В том числе белорусским чиновникам], — рассказывает предприниматель. — Приложениями и сервисами [других резидентов ПВТ] сложно поразить воображение, даже если они спасают жизни, а у нас — роботы: они двигаются, жужжат, их можно потрогать». Все те, кто был на том мероприятии, по воспоминаниям Чупринского, «развесили уши» — президент смог их очаровать. Потом очарование рассеялось, однако желания протестовать до последнего времени не возникало.
Айтишники на баррикадах
Последней каплей для многих белорусов — не только для айтишников — стала пандемия, которую Лукашенко «коронапсихозом» и упорно игнорировал. Именно тогда произошло резкое ухудшение в отношении общества к государству. Власть сняла с себя ответственность, а потом «действующий президент начал унижать людей, которые умирают или болеют ковидом», рассказывает Колесникова. По ее словам, COVID-19 затронул абсолютно все слои населения, в том числе рабочих и людей из небольших городков и деревень. В какой-то момент «они все как очнулись».
«Хотел, чтобы разумных людей в стране было побольше, в том числе и в IT-сфере», — Лукашенко в одном из интервью причины создания ПВТ. В итоге эти разумные люди повернулись против него. IT-предприниматели начали высказываться о фальсификации результатов выборов в соцсетях, собирать деньги для пострадавших во время протестов, нанимать и переучивать уволенных активистов.
На протестных митингах можно встретить людей, которые вместо плакатов несут раскрашенные под бело-красно-белый старый белорусский флаг клавиатуры. Чупринов из Rozum Robotics говорит, что среди митингующих айтишников очень много. Он объясняет это «простой экономикой»: «Если у вас зарплата $300, из которых 30% — премия, вы побоитесь бастовать, ведь премии вас точно лишат. Неделя забастовки — четверть зарплаты. Это очень дорого. Айтишник может себе позволить бастовать неделю, сотрудник госпредприятия в райцентре — нет».
«Все мои знакомые хотят что-то делать и помогать», — говорит основатель PandaDoc Микита Микадо. Сам он пообещал силовикам, которые решат уволиться, материальную помощь. Микадо рассказывает, что получил сотни заявок, а фонд помощи всего за четыре дня собрал больше миллиона долларов. Деньги нужны не только потому, что, уволившись, силовики банально останутся без источника дохода. Просто уволиться из силовых структур, отработав там меньше пяти лет, нельзя: нужно выплатить «выходное пособие» (похожая система и в гражданских вузах). Долг в белорусских масштабах неподъемный, говорит Микадо: $20–30 тысяч. Для сравнения, IT-образование в белорусских университетах, по его словам, стоит около $6 тысяч: «по сути, люди впряглись в кабалу, в рабскую систему, которая их просто не выпускает»
Rozum Robotics берет на работу людей, которых из-за протестов уволили в небольших городах: шансов куда-то устроиться на месте у них мало. Они могут либо учиться, либо заниматься волонтерской работой три месяца и в это время искать альтернативные способы зарабатывать на жизнь, объясняет основатель компании Чупринский. Ну и, конечно, айтишники, как и другие белорусы, выстраивались в цепи солидарности, бастовали и ходили на митинги.
Некоторые айтишники «вписались» в борьбу с действующей властью еще до начала протестов. Кампании оппозиционных кандидатов — в первую очередь Виктора Бабарико — были вполне технологичными.
Мария Колесникова приводит несколько примеров:
- Первый — платформа, прозванная «Уберико»: люди, которые хотели подписаться за Бабарико, оставляли заявки в сети Telegram-чатов, волонтеры подхватывали ближайшие к ним заявки, приезжали и получали подпись. Порог в 100 тысяч подписей для регистрации Бабарико уверенно преодолел: «полмиллиона подписей собрали за три-четыре недели», говорит Колесникова. Впрочем, кандидатом Бабарико все равно не зарегистрировали.
- Еще один пример — платформы «Голос» (для честного подсчета голосов), «Зубр» (для сбора данных о нарушениях) и «Честные люди» (для организации наблюдения). Одним из создателей «Голоса» директор практики Digital Strategy & Experience Design EPAM Павел Либер. Все три проекта — горизонтальные структуры без единого руководителя. «Это классический стартап, который прошел эволюцию от пяти до сорока человек всего за три недели, а также набрал 1,2 млн пользователей. Большинству стартапов такое даже и не снилось», — Либер про «Голос».
$1869 в месяц составляет средняя зарплата работника IT-компании в Белоруссии — по оценке «Дев Бай Медиа»
«Это мои пятые выборы Лукашенко, я не готов ждать еще пять лет»
В ночь на 10 августа Михаил Чупринский вместе с еще 46 задержанными оказался в пятиместной камере ОВД на Окрестина. Люди начали жаловаться, что им не хватает воздуха, — и в камеру стали пускать газ, «чтобы стимулировать дыхание». На следующую ночь Чупринский и его сокамерники «услышали, что в городе идет война, — взрывы не прекращались». Предприниматель вспоминает, что людей привозили постоянно. Перед тем как забросить в камеры, избивали. Крики не умолкали до утра. Тех, кто не мог шевелиться, оттаскивали в сторону. Чупринский говорит, что видел два накрытых тканью тела.
Били и самого бизнесмена. Больше всего ему досталось при перевозке с Окрестина в тюрьму, расположенную в Жодино, городке под Минском: «Нас загрузили в автозак, который уже был с омоновцами, и там прыгали по головам, били палками». Следующую ночь Чупринский провел в тюремном дворе: задержанные не помещались в камеры. «Мы ночевали на улице, играли в антарктических пингвинов, жались друг к другу, чтобы хоть как-то согреться». Под утро людей все же распихали по камерам: «Было 22 человека в восьмиместной камере — практически курорт. Там были матрасы, мы уже спали по очереди». Через сутки Чупринского выпустили.
Собеседник The Bell признается: выйдя из тюрьмы в Жодино, он задумался об эмиграции. «Это мои пятые выборы Лукашенко, я не готов ждать еще пять лет», — говорит он. Чупринский считает, что уедут многие: «Сейчас все чаты полны обсуждений, какая страна лучшая, куда проще уехать. Самый популярный вопрос на собеседованиях: что у вас с релокацией, куда можете эвакуировать? Действующие сотрудники тоже спрашивают».
Что дальше
Михаил Чупринский выражает общее настроение. Сооснователь EPAM Аркадий Добкин предсказывает «самый большой исход из страны за последние 30 лет». Его компания тоже «рассматривает разные варианты». Своих сотрудников из Белоруссии эвакуировать российский «Яндекс». Закрытие офиса в Минске Viber.
Конечно, айтишникам уехать просто. Они могут работать откуда угодно, поэтому им нужны серьезные аргументы, чтобы осесть. Массовой эмиграции ждет и Микита Микадо из PandaDoc. Он рассказывает, что во внутреннем опросе около 80% сотрудников высказались за переезд. Впрочем, айтишники еще продолжают надеяться на перемены. И на вопрос The Bell о том, вернется ли он в страну, если Лукашенко перестанет быть президентом, Микадо ответил без раздумий: обязательно.
Анастасия Стогней
Источник: